Пиши диктант,
Я стану символом,
Я стану буйволом,
Герасима как будто б не было,
И вот теперь черта покорности
Подвинулась, дав место гордости.
Да, я такой, я музыкант,
Я точно — лучше, неопределенно — хуже,
Чем калининградский Кант,
Он послужил себе, Булгакову и мне, но мне теперь не нужен.
Мне нужен ты, мой бриллиант,
Пиши, пиши, ты сдюжишь.
Что, «сложно»?
Да, всё сложно сложено во мне,
К тому же я изнеженный,
Меня зовут из «не-жены» отдельные кретины,
А просто сложно сложено из «но» оно в моей картине…
Что там… «Бриллиант»?
Уже отслежено и сочтено неслаженным:
Berillus на моей-чужой латыни —
Ярлык «Ну что-то вроде бы берилла».
Конечно ты, как те, как все не-я
Не принял химию, познал её химерой,
Так знай, берилл есть камень из невзрачного бериллия,
И я кричу «атас!», ведь явно кто-то из делирия
Ценою в тысячу алмаз
Сравнил с рублевой побрякушкой,
Как если бы квартиру обозвать квакушкой,
Концерт — прослушкой,
Душегуба-стерха — «душкой»,
Соседа сверху наказать просушкой,
И поверять Любовь (ура, она случилась!) — случкой.
Свет зажигается от спички,
Бред ограничен сроком спячки
Как белизна одежд талантом прачки.
А если тряпки после трубочиста?
Зовёт труба: сегодня чисто!
Мы долго спали, ждали, звали,
Мы не чугунные, мы круче, мы из стали,
Мы нежеланные, и нас уже отпели
(не вынимая из купели).
Пока мы слезы пили как лекарства от печали,
Наш голос засчитали смерти на «досрочке».
Ну а потом они отстали.
Пойдем, Алмазик мой, бериллий, я тебя беру,
Мы те же, просто вне доменной зоны .ру,
Испытаны печали, выпиты к утру
Все рюмки сока ягоды-невзгоды,
Оно перебродило и пообещало всходы,
Мы два дебила, это – сила,
Ну какие наши годы?
Уроды мы? А как же! Мы — мутанты
(пиши, пиши, им тоже полагаются диктанты).
Кхм-кхм,
«Какими были наши годы.
На землю с неба посланы таланты,
С земли до неба тянутся атланты
(Иначе бы всему давно кранты),
До их печалей, впрочем, никому нет дела,
Тем более в Рутении, она заиндевела,
Столетий нет, звучат кремлевские куранты,
Все бьют и бьют «в последний час»,
Бьют нас, не нас, в который раз
Вдаряя по измученному телу,
Которым сотню лет страна беременна.
Все держит матка-мавзолей зачатки Ленина,
Верней, его остатки,
Они пропитаны солями в глицерине архигладком,
Уложены слоями,
Посчитаны все усики,
Им сделана укладка.
И вот ещё ирония: с три короба наговорившему покойнику
На всякий случай рот зашили нитками,
Чтоб возлюбивший диалектику,
Пожертвовав агитками и старыми обидками,
Ещё раз не сменил бы тактику,
Не возлюбил бы он Галактику,
Не променял бы окрававленное «Надо!»
На чистое, неискартавленное «Н-надя».
Присвоено тем самым богово,
По-гост — подставка для гостей,
Заблудших в это логово.
Экспроприирован покой экспроприатора покойника,
Гиганта мысли, коротышки, всех рубившего сплеча
Усопшего, а прежде (и потом) усохшего,
Тотально, от мозгов до имени, осталось только отчество;
Отечеству прах Ильича
Теперь perpetuum mobile —
Того, имперского и мерзкого, что не угробили.
Вот потому столетий нет, звучат кремлевские куранты,
И здесь небесные таланты
Никто не примет, разве что сыра-земля.
Не ждите Германа, всё навсегда,
Молчит Герасим пламенно,
Проглочены обиды,
Ему на завтрак подают Муму,
Как тот платочек Фриде,
А он молчит, он каменный безвременно,
Безвременно — для нас (без нас — какая разница),
Ни понедельника, ни вторника —
Всё на Руси хроническая пятница,
Седьмицу кличут издавна неделей,
И стало быть, чего не делай,
Пятидесятник ты или шестидесятник,
Ценней всего ты будешь Грузом 200,
Невесть откуда присланным невесте.
Пропавший без вести,
Пропахший известью,
Пожертвовавший ради ничего
Всей самостью.
Кому прозрение? Кому презрение?
«Отдайте Ленина земле на удобрения!»
Не слышит никого страна Рутения,
Все ест и ест своих детей,
Все просто, без затей:
«Когда я ем, я глух и нем».
Amen».
Не слышала меня страна Рутения,
Но слышишь ты,
Так вот, пиши, читай, гляди и гладь,
Изгибы ясности, парящие над точкой,
Пока они не станут четкой палочкой.
Коль станут, ты не умничай (будь умничкой)
Погладь ответы, и похорони на полочке,
Заместо пирожка возьми с собой еще одну наколочку,
Ну а потом иди.
«Иди!» И мы идём, теперь мы «иди-оты»
(в моей гармонии один изъян —
В ней нет «неверной ноты»),
И как бы ни был сильно пьян,
Какие б не случились повороты
(а часто крутит нас до рвоты),
Я не вру.
Да, я не вру, особенно когда реву,
И даже если я особенно реву, я все равно не рву.
Я, верно, первым подошел ко рву —
Ждать рандеву.
И ты пришел,
Ну, держим кулачки!
(Устроим шоу, теперь мы будем дурачки.)
Тут брод не ведан, не вини очки:
В дыму лишь черти, но там нет черты,
А потому нет смерти:
Не сдохли, но отдохли мы от круговерти,
Отдохнули на пути.
«Пошли, теперь отсюда нам с тобой по воздуху идти».
От света спички до пожара — считанные строчки,
До воплощенья от мечты всего четыре кочки,
До нищеты всегда не больше дочки,
От паперти до господа «тр! тр!» и металлические колпачки,
До «я и ты» от «мы» — подчеркнутое «и»:
«И?» — всё, разорвано в клочки.
Все тает, ибо все таит,
И ты таи себе, таи,
Дни пробивают днища клиньями,
Не птичьими, но свиньими —
Ну все же это стаи.
Я эти стаи не виню, я их читаю,
В чем-то и люблю,
И часто плачу. Я иллюзий не утрачу:
они — не черти,
Помнишь, не бывает смерти?
Я календарь листаю,
Ну а ты
Не торопись, я все равно живу,
Я не растаю, я пока расту, я вырастаю.
Ты главное запомни:
Я — С ДРУГОГО КРАЮ,
В за-Зазеркалье всё меняется местами,
Переключается-зеркалится язык, играя буквами, словами:
(Вот было you, а стало «я»).
Ещё раз:
Я — С ДРУГОГО КРАЮ
Я другой, я — это «Ю»,
Я четко между «Л» и «Б» стою.
(14-15, 19 мая 2023 года, Бронкс, Нью-Йорк)
Обрастаем новыми жизнями,
Там были лишними, здесь станем нездешними.
Там плакал ночами вешними,
Здесь тоже, хоть режь, хоть ешь меня.
Заходил в гости разум, он дал огня,
Но в сохранность его внешнюю
Не верю. Личинка Брежнева
Смирно ждёт своего дня
И уже бороздит извилины,
Подменяя меня прежнего
На более мудрого да менее нежного.
Обрастаем новыми жизнями,
Руки делаем хватами, клешнями,
Там были лишними, здесь станем нездешними,
Там пили целыми деревнями,
Здесь *** (совокупляемся) целыми днями.
Можно и с целыми деревнями.
Дерево ценится с вешенкой,
Тортик с вишенкой, домик с башенкой,
Даже брошенка и то с брошкою,
Чашка Петри — с мошкою, мёд — с мишкою,
Медиа — с фишкою.
Что-то с чем-то, короче, — круче,
Лучше с Родиной быть даже в Буче,
Или нет? Я не знаю, пока не разрублены
В голове моей эти узлы.
Началось с «загогулины»,
(Непонятно — загугли), а
Мы с тобой отовсюду уволены,
Мы как Маугли, мы сырые угли,
В нас прицелились и сказали «пли»,
Нас спасло то, что там из говна даже пули.
Не мы вынырнули, нас вынули
Из одних декораций в другие.
Даже честно сказали, как вынули:
«Вы — нули, вы — нули».
«Вы — нули, вы — нули».
Карабасы не знали, что мы — глухие.
Жуть/Жить/Cнежок/Пирожок
Засмотрелись мы на эту жуть
И как будто перестали жить
Да пшеницу жать
(быстрей — отжать).
В зеркале сплошная муть,
Полиняла, слиняла картинка-пленница,
Потому что никто ничего не решит?
А быть может, то просто ленится
Серебро.
Покуривая какой-то shit,
Долго слушал меня bro,
Но даже забив на свой бит,
Buddy так и не понял суть.
А я по сотому разу плёл свою нить,
Про то, что всё очень просто:
Просто
маленьким людям хотелось плыть —
Просто
стареньким дядям любилась плеть.
Нет, у каждого, конечно, свои кинки:
Водный спорт — тоже спорт, все дела там, et cetera,
Но у этих (у нас?) всё всегда по-старинке,
От Миши Глинки до Лизы Глинки.
Иногда рыпаются молодые («твинки»),
А им навешивают номера.
Папы-мамы молчат,
Деды ворчат,
А чего ворчат? — знает каждый либчат:
«Мы хотели волчат,
Уродились — морские свинки».
Говорю же, всем надо куда-то плыть,
Ну а если решили тонуть,
То не надо цепляться к словам,
И особенно там,
Где не «плеть», а «связующая нить»,
И где «тлеть» — это «медленно жить», а не «гнить»,
И, конечно же, «плыть» — «тонуть»,
«Плыть» — «тонуть»,
Так дано:
Плыть на дно — наш особый путь.
Bro курил и курил, белый дым коромыслом,
И пиздел о России «снежок».
Без умолку (не OK),
Безо всякого толку,
Без смысла
Непереваримо шутил, непереводимо,
Мол, «особый путь» — там «последний путь»,
Ну и как же там жить, если жуть…
Без смысла.
Лишь под утро диджею открылась СУТЬ.
Он решил подъебнуть.
И сказал bro кисло:
«Не покушает больше Снежок
Бабушкин пирожок».
WTF!?!
(6 октября 2022 года)
***
Мы ходили по лесу,
Быть надо проще бы —
Шагать по площади,
По историческому кругу, чертовому колесу,
Лобзаться с мамкой в красном поясу.
Пока иных заботил коитус,
Нас — Фаустус,
Блаженных — Иисус,
Практичных лишь вай-фай,
Да этот, как его, — блютус.
В потоке шумных тус
Прошляпили сужение узуса
Привычных слов,
Бывают в жизни казусы похлеще кафкианских снов,
И несвобода лучше, чем свобода
(А говорят, что «красота» — «урода»
Но, по-польски).
Синдром Стокгольмский,
И пленница Кавказа теперь сама берёт в заложники,
Пока ругают Лабутены с Гуччи голые сапожники,
Их лечат стены и, что круче, — подорожники,
Во всяком случае, приятнее финансово.
(Тут будет место для Некрасова),
Я выйду из лесу, красив и незаметен,
Тупое социальное животное.
Ну вот, теперь Манхэттен —
Моя Болотная.
(июнь 2022 года)
Времечко
Наше времечко вот-вот просыплется
Мелкой пылью песка старости
С просроченной головы отца.
Истекает запас прочности,
И стихами для пущей важности
Исключительно от своего лица
Я ласкаю время из благодарности,
Уменьшаю его для точности.
А оно вот-вот просыплется
Взрослой яростью, едкой известью,
Пыткой мести, избытком сырости,
Свинцовыми слитками старости,
Плитками хронической усталости.
Вкупе с пытками без жалости
Оно ударит по нашей юности
Наотмашь, со всей дурости,
Чтобы потом прорасти в новости,
А если свезёт, то в повести.
А беда не беда,
Ведь посаженное семечко
Принесло все положенное — вот и умничка,
Плоды — закатать в баночки
(Жаль, что мы с тобой любим выпечку).
Я закатываю губу утречком,
А как отоварило землю солнышко,
Так бегу от тебя не к девочкам.
А как дома я, так под придурочка
Или читаю книжки.
С ними жду, когда времечко… выльется
Свежим эпосом, хоть и с тем же мелосом: «Хроническим пафосом юнца».
(Кстати, Хронос склонен к бесчеловечности,
Демос скроен из любви и ушлости, —
Ожидая удела вечности,
Полощу параллели и суффиксы до пределов пошлости,
Всё ради мнимой точности.)
Мне устно — робко, в тексте — рябко,
Он сложен зыбко, и нет героя.
Нет, не «перо» я,
Вот куски хлеба маслом покрою,
И русским матом небу устрою Трою.
Оно, как и время, вот-вот откинется
Белым парусом, неспелым эросом,
Хроническим вирусом глупца.
Ребус сложен, как я из кусков:
Узус, казус, тезис, много других умных слов
— покрутил и уже исторьица.
Просто чтобы совсем не тронуться
Обиды глажу до гадких выплесков,
Оставлю пряжу для пытких отпрысков.
И вот кричу на небо — за «робко» и «зыбко»,
За сфабрикованные улыбки, каталогизированные ошибки.
Готов хоть целыми днями,
Всеми, сколько их там, корнями.
Особо изыскано
Есть ли, нет Бога, с него будет взыскано.
Своими благими матами
по небесам как из автомата я,
Пуляю до высосанного кислорода.
За то, что дважды два те же год от года,
Мои «четыре».
Ноты, книги, * и сомнительные квартиры.
Потом Времечко опять отелится,
Выдаст сторицей за любимых горницу,
Бессонницей взыщет разницу.
Сонных в койку зовут, то ль за выменем, то ль за семенем,
Говорят, худший будет высмеян,
Лучший будет выменян.
Что-то вроде того с нами сбудется.
И я ласкаю время самим временем,
А уменьшаю
Твоим именем.
(11 мая 2022 года)
***
как на нашу годовщину
принесли мы каталог,
каталог, каталог, если б ты помочь нам мог.
все обиды в каталоге, каждый повод и упрёк.
если б помнил я предлог, от которого не ОК,
преберег бы, не убёг бы
нерожденный наш сынок.
как на нашу годовщину
мы смотрели в потолок,
потолок, потолок, хорошо — не в унитаз.
выпьем квас, проверим газ,
проверим нас,
смочим правый глаз, смочим левый глаз.
атас!
как на нашу годовщину
разбирали старый хлам
нужный — нам, ненужный вам,
мы не делим пополам.
потому что обиды долго носимые,
страшнее бомбы. над Хиросимою.
(2021)
Мы скрывали за яркими блестками
Все печали, что нажили подростками,
Но они все равно прорастали почками —
То строчками,
То пивными бочками,
Наконец, неприличными случками
С запрещёнными штучками.
Мы скрывали за яркими блёстками,
Обречённость игры с напёрстками,
Ведь исход всем известен.
Жених — невестин,
А детей на всякий крестим,
Чтобы кроме отца и матери
Двое пришлых заботились о характере.
Кстати, боль причинить эти двое
Могут тоже. Каждый силён на любое,
И докажет, что самое невыносимое,
Хоть возьми мое,
По силам вам.
Говорят, что по трупам и головам
Идти нечестно, жестоко, а лгать неприлично,
Но весьма практично.
И хоть глобально исход всем давно известен,
Главари всех окрестных окрестин
Не боятся ни ада, ни Бога
(Им яйца сводит от просмотров блога).
А взять бойца? Тот не верит вообще, этот ставит свечку,
Чтоб назавтра судьбу поломать человечку.
При любой погоде — сухо ли, влажно
По последней моде дадут, и им не важно
Что Москве — гречку,
Питеру — гречу,
(За другие места не отвечу)
Что в честь сисястой певицы назвали овечку,
И на черта на Чёрную речку
Уходил поэт
Им неважно, нет.
Если б были покрыты их формы блестками,
Может, злость, затаенная подростками
Не проросла бы резиновыми дубинками,
А исцелилась виниловыми пластинками,
Розовыми ботинками,
Смылась пенными вечеринками.
Попью воды полстакана,
Задавлю и устрою похороны таракана,
Температуру померю.
Вы тоже себе померьте.
Мне верите? Верьте.
Ха-ха-ха, я себе не верю.
(3 мая 2021 года)
Жил-был чернущий кротик,
Наверное, среднего возраста,
Я решил это неспроста:
Он уже отрастил животик.
Под землею кротик жил безопасно,
Но скучно, и как-то бесхитростно.
В общем, без озорства.
И решил грызун-идиотик, что классно
Спать там, где шумит листва.
Он построил себе домик на дереве,
И вы конечно же в это поверили.
Ну ладно кротик.
Петруше в детстве подарили ботик,
Подросший царь-невротик,
Решил изжить убогое:
Налоги — бородам,
Болото? Город там:
Горизонталь, небесная лазурь, земное золото.
Осталось очень многое
Лишь на бумаге.
А сильно позже Королев в ГУЛАГе
(Где в фитилей доходят доходяги)
Мечтал о космосе,
В его-то возрасте
Такие глупости…
А вишь, мечты сумели прорасти,
Теперь — основа гордости.
Ещё не занимали твердости
Герои фильма о «Титанике».
Они до наступления всеобщей паники
Мечтали осенью
Побыть в ВискОнсине.
Иль в ВисконсИне?
Конец словесной паутине,
Вы, может, помните, мужик погиб в холодном океане синем.
(5 мая 2021 года)
Вы, может, помните, мужик погиб в холодном океане синем.
(5 мая 2021 года)
[/vc_column_text][/vc_column][/vc_row]